Несвобода Сабадаша и природа «понятий»

8 мая в Москве арестован предприниматель Александр Сабадаш. Он подозревается в попытке незаконного возврата НДС на 2 млрд. рублей


По версии следствия, принадлежащее бизнесмену предприятие «Выборгская целлюлоза» планировало вернуть НДС за проведение строительных работ. Но работы были выполнены на меньшую сумму, чем декларировалось в документах, поданных в налоговую службу. Как остроумно указал Интернет-ресурс «Фонтанка.ру»: «Его (Сабадаша) аферы с НДС – это показатель борзости. К тому же хищение бюджета никем не воспринимается как нравственное преступление. Действительно, только панически трусливый не запустил лапу в НДС» (http://www.fontanka.ru/2014/05/08/183/ ). Казалось бы, заурядное нарушение закона, выявленное правоохранительными органами. В обществе есть запрос на борьбу с коррупцией. Государство по мере сил и возможностей с ней борется.

Однако в истории с арестом миллиардера Сабадаша есть одна существенная деталь. СМИ Карелии называют его «теневым куратором» республики (http://stolica.onego.ru/news/232111.html ). Что такое кураторство целого субъекта федерации? Объективно говоря, в последнее время термин «кураторство» употребляется в гораздо более широком контексте, чем раньше, и прилагается к чему угодно – от выставки гравюр старых мастеров до практики бюджетно-распорядительных взаимоотношений между федеральной, республиканской и, например, петрозаводской властями. При этом, разумеется, возникает риск, что смысл термина становится излишне широким, и это не идёт на пользу его функциональности. Для обозначения необходимого дополнительного намёка журналисты начинают использовать штамп «авторитетный предприниматель». Хотя тут же оговорятся: «Очень умный и интуитивный бизнесмен. У него звериное чутье» (http://www.rbcdaily.ru/market/562949991427465 ).

Автора же этих строк всегда занимал вопрос, отчего взяточники и взяткодатели умудряются попадаться? А в более широком смысле: Почему правовой плюрализм, выраженный дилеммой «по понятиям или по закону?», продолжает оставаться элементом деловых и квазиделовых переговоров в России вообще и в Карелии в частности?

Есть сотни способов получения должностным лицом материальных ценностей. В условиях глобализации и при современном уровне развития информационных технологий решение задачи: выявить «удобные методы» и время от времени их варьировать – не должно представлять большого труда. Но и чиновники, и заинтересованные в тех же незаконных возвратах НДС предприниматели, демонстрируя откровенно наплевательское отношение к закону, продолжают «грести». И на то у них даже существует априорно установленная концепция.

Когда они начинают говорить о верховенстве права, какое право имеется в виду? По умолчанию оно должно предполагать законы, устанавливаемые обществом и применяемые судами. Это действительно так, если формальное право укоренено в социальных практиках, и граждане обязательно принимают его в расчёт при ведении дел и решении конфликтов. Но для чиновников предустанавливается иная конструкция, которая указывает на некий правовой плюрализм, т.е. сосуществование или даже конкуренцию различных правовых порядков. Очевидно, что тогда реализация верховенства права затруднительна, а сам принцип логически несостоятелен.

В явном виде правовой плюрализм установился в России в 1990-е гг. в связи с распространением так называемых «понятий» в качестве инструмента регулирования гражданских споров и имущественных отношений в рыночном секторе. Тот факт, что «понятия» ассоциируются с тюремной субкультурой, отражает специфику советской истории, а никак не черту, присущую этому правовому порядку как таковому. Действительно, «понятия» развивались в уголовной среде 1930-х гг., отрицавшей советский строй, его законы, трудовую повинность, и представляли собой независимый от государства способ регулирования отношений.

Если есть сообщество, которое не признает государственный строй, то наиболее последовательным выражением этого непризнания, своего рода «внутреннего суверенитета», становится саморегулирование. Другими словами, автономный от государственного аппарата правовой порядок. Он должен включать в себя некоторую совокупность норм, которым обязаны подчиняться члены сообщества; способы решения споров через установление фактов в терминах этого правового порядка; авторитетных третейских судей, чья роль состоит в толковании понятий и их применении к конкретным ситуациям; а также механизмы уточнения и изменения норм. Система понятий и институт толкователей, известный как «воры в законе», сложились прежде всего в качестве механизма коллективного выживания для тех, кто отрицал советскую политсистему. И если социалистическая законность, равно как и вся работа пенитенциарной системы, основывалась на писаных законах и документах, то понятийное право было устным и держалось на навыках живого толкования, дававшего безусловное преимущество своеобразно формируемой касте при разрешении самых разнообразных споров.

Несмотря на генетическое родство с уголовным миром, «понятия» представляют собой не более чем разновидность обычного права, апеллирующего к естественным понятиям справедливости и обыденной рациональности, но подкрепленного навыками и авторитетом, власть которого признается сообществом. Именно гибкость «понятий» как обычного права в сочетании с отсутствием избыточных процессуальных норм позволяла адаптировать их сначала к советской теневой экономике, а потом, когда рухнуло государство вместе со всей системой социалистической законности, и к рыночным отношениям. В условиях слабости государства и предельно неэффективной судебной системы, но при колоссальном спросе на регулирование понятийный правовой порядок стремительно укоренился в новой рыночной экономике.

Вместе с укреплением государства в 2000-е гг. вроде бы повысилось значение формального законодательства. Правовой плюрализм стал более выраженным: дилемма «по понятиям или по закону?» оказалась рутинным элементом деловых и квазиделовых переговоров. При этом формальное право и государственная судебная система превратились лишь в удобный способ легитимации понятийного порядка.

Именно в этой логике продолжают размышлять и действовать разнокалиберные мздоимцы (в случае с арестом А. Сабадаша фигурирует московская налоговая инспекция №28). Они обнаглели и/или, прямо формулируя, потеряли страх по причине собственных знаний о неформальных «решальщиках», обладающих способностью конвертировать понятийные договоренности в букву судебных решений.

Важно понимать, что в фундаменте рассматриваемых обстоятельств скрыты куда более важные проблемы функционирования российского общества. Там, где есть понятийный правовой порядок, есть и неформализованные права собственности, т.е. правомочия по распоряжению экономическими активами, которые по тем или иным причинам не оформлены юридически, но реализуемы в силу доступа к политическим ресурсам. Воспроизводство понятийного контроля над активами зависит от стабильности правящих «машин роста». При их изменении с неизбежностью происходит перераспределение прав. Никакого договора, формально или неформально заключаемого между политиком-предшественником и политиком-преемником, не существует. Вот только издержки, возникающие в результате перераспределения прав, несёт большинство – рядовые граждане, в массе своей даже не задумывающиеся об абсолютной порочности правового плюрализма.

Олег Реут,
публицист

Фото: kommersant.ru

Оставить комментарий

Ваше имя

Комментарий

Проверочный код