ЦБП и «невидимые города»

август 4, 2014

Карельские моногорода с целлюлозно-бумажным профилем не имеют будущего или, напротив, служат его лабораторией? Важна ли их отраслевая направленность или все определяется условиями советско-плановой урбанизации?

В Карелии нет расположенных неподалеку друг от друга промгигантов, готовых трудоустроить у себя инженеров и технических специалистов, которые должны лишиться работы из-за массовых сокращений на целлюлозно-бумажных производствах. Казалось бы, стандартная ситуация для российских моногородов, практически не отличающихся от десятков и сотен других. Однако давайте попытаемся посмотреть на монопоселения не с позиций формальных критериев, придуманных чиновниками для программ финансирования их (не чиновников) возможной модернизации.

«Моно» – это еще и режим стабильности, к которому привыкают горожане, где бы они ни жили. В первую очередь стабильность связана с работой градообразующего предприятия. Если оно «будет жить», то будут существовать и другие институты городского функционирования. Как правило, такому предприятию принадлежит почти вся инфраструктура: энергетика, транспорт, значительная часть жилья, культурно-массовые и спортивные объекты, т.е. всё то, что априорно положительно влияет на повседневную жизнь горожан. С другой стороны, «моно» для горожан это и отсутствие даже минимального разнообразия, невозможность преодолеть схему «дом – работа, работа – дом».

На пересечении этих двух факторов формируется особый тип самоидентификации. Жители монопрофильных городов оказываются намного более обособленными и сплоченными, чем все остальные. Их самоидентификация и формула «Наш город» выстраиваются в направлении указания на свою особенность по отношению к столице республики или к любому крупному многопрофильному поселению. С некоторого момента горожане начинают воспринимать друг друга как большую семью. Они активизируют привычку помогать друг другу, разделяя общее информационно-коммуникационное пространство и совместно изменяя окружающую среду.

Стоит отметить, что карельские градообразующие предприятия не сформировали вокруг себя инфраструктуру наукоградов, и это самым серьёзным образом предопределяет отношение к будущему городов со стороны научно-технической интеллигенции и образованной молодёжи, для которых привязанность к месту и удовлетворение им оказываются символически значимыми и взаимосвязанными. Общая история сплетается из индивидуальных «я знаю», «я чувствую», «я горжусь». Идентификатор «или ты работаешь на градообразующем предприятии, или ты лузер» предельно сложно преодолевается.

Такой взгляд на моногород позволяет увидеть не столько промышленный каркас региона, сколько тех жителей, насущные проблемы которых и пытаются решить самые разнообразные «комплексные инвестиционные планы». Логика указанных документов всегда связана с диверсификацией городской экономики. Иными словами, администрации моногорода предписано предлагать новые направления развития, не ограничиваясь проектами модернизации градообразующего предприятия. Приоритетными при этом становятся проекты, которые предполагают «вторую волну индустриализации» с обязательным выпуском новой продукции. Желательно, чтобы эта продукция была ориентирована не только на местный, но и на внешний для города рынок. Безусловно, важна и модернизация градообразующего предприятия, что, как правило, предполагает высвобождение его работников. Или как неизбежный результат повышения производительности труда, или как побочный продукт процесса создания новых рабочих мест в других сферах.

Но жители российских/карельских моногородов в силу тех обстоятельств, что рассмотрены выше, оказываются немобильны. Достаточно сравнить Кондопогу или Сегежу, например, с финским Тампере, который, как известно, совсем недавно называли «Северным Манчестером». Столкнувшись с уязвимостью (а затем и банкротством) градообразующего предприятия, горадминистрация отказалась от казалось бы выгодного варианта: делать вид, что «город страдает и не может ничего сделать». Несколько лет годовой показатель мобильности в Тампере держался на уровне 13-14%. Люди переезжали и, конечно, уезжали. По данным неофициальной статистики для карельских моногородов этот показатель в настоящее время не превышает 2%. Та самая связанность – «наш город», «я не лузер» и «большая семья» – удерживает жителей на месте, они словно привязаны к нему.

В заключении стоит констатировать, что проблемы карельских моногородов – не только и не столько вызов для «самого главного» предприятия. Это, прежде всего, проблемы их жителей. Иначе монопрофильные поселения оказывается так называемыми «невидимыми городами». Точками на карте республики. Процентами ВРП и вклада в доходную часть консолидированного бюджета. Если продолжать мыслить в кажущейся традиционной парадигме, то, пожалуй, остается лишь чуть перефразировать известное изречение: большинство современных модернизаторов готовы пожертвовать счастьем ради прогресса, тогда как только в счастье и заключается смысл всякого прогресса.

Олег Реут,
публицист